Шусс - Страница 4

Но почему Изола? Задаю себе этот вопрос снова и снова. Разве в окрестностях Гренобля мало мест, где мы могли бы без огласки испытать эти замечательные лыжи? Идея принадлежит Лангоню или мне? Не помню, наверное, мне. Я не учел, что в декабре дороги не из самых легких, и в Изола еще мало снега. Меня одолевают мрачные мысли, лучше послушать радио. Занавес. Театр моего подсознания объявляет: «Сегодня спектакля нет».

В Изола меня ждут с нетерпением. Берта выходит навстречу. Меховая шапочка, меховое манто, охотничьи сапожки. Нос замерз, изо рта вырывается облачко пара.

— Все прошло благополучно?

— Что?

— Дорога от Пор-Гримо.

— Очень хорошо, дороги сухие, движения почти нет.

Берта отходит на шаг.

— Что ты на себя напялил? Неужели тебе нечего надеть? Хорошо, что в отеле мало народу. Пошли.

Она берет меня за руку, и мы почти бегом пересекаем стоянку. Дебель сидит в баре со стаканом виски, такой же, как всегда, с чисто выбритым розовым лицом, голубыми глазами навыкате, молодой, улыбчивый… В свои пятьдесят он выглядит на тридцать, а вот я… Лангоню же, наоборот, в тридцать лет все дают пятьдесят. Лоб в морщинах, брови напоминают мохнатых гусениц, очки, которыми он пользуется, чтобы почесываться, подчеркнуть сказанное или занять руки. Когда же очки нечаянно оказываются на носу, становится виден его беспокойный, испуганный взгляд, избегающий встретиться с вашим.

— Хочешь кофе? — спрашивает Берта.

— Спасибо, нет.

— Хорошо, идем.

Мы отправляемся: Берта и Лангонь впереди, Дебель и я в нескольких шагах позади.

— Пока административный совет ничего не решил, — говорит Дебель, — мы теряем время. И боюсь, как бы они в нас не разочаровались. Что еще можно изобрести в области лыж?

Лангонь открывает дверцы фургончика, осторожно вынимает из машины упакованный в матерчатый чехол длинный сверток и объясняет:

— Конструкция этих лыж не является чем-то особенным, внешне это. серийные лыжи «комбаз». Классические крепления. Та же длина, жесткость. Отличается только скользящая поверхность.

Он протягивает одну лыжу Дебелю, другую мне.

— Естественно, тот же вес, но проведите рукой по нижней поверхности, конечно, без нажима, чтобы не повредить слой мази, — заметьте, я использую обычную мазь для соблюдения чистоты эксперимента — чувствуете, как скользят кончики пальцев? Удивительно, не правда ли? Как будто скорость спрятана в самом материале. Мсье Бланкар, вы опытный лыжник?

— Да, но это было давно.

— Тем весомее будет ваше мнение.

Лангонь берет лыжи, вскидывает на плечо. На эту тему он может говорить без конца.

— Идемте сюда. Нет нужды забираться далеко. Настоящие испытания начнутся позже. Меня интересует первый контакт бывшего хорошего лыжника со снегом на обычном склоне.

Дебель с грустным лицом несет палки. Странного вида пестрый колпак сразу выделяет его из завсегдатаев горнолыжного курорта. Дебелю холодно и хочется поскорее уйти. Пока Лангонь изучает склон и осматривает окрестности, я подхожу к Берте.

— Эвелина в курсе?

— Нет, я же тебе сказала, нет! Милый Жорж, ты зануда, хочешь, чтобы она все рассказала своему папочке?

Лангонь останавливается. Несколько робких новичков осваивают простейшие движения и громко смеются. Никто не обращает на нас внимания.

— Здесь, — решает Лангонь. — Склон пологий, снег укатан. Нормальные обычные лыжи не поедут по этому склону, надо сильно толкаться палками. Мсье Бланкар, вам карты в руки, надевайте лыжи.

Испытания начинают меня забавлять. Кроме того, что я очень любил кататься на лыжах, верно и то, что они создали мне состояние: сколько вывихов, переломов, конечностей, нуждавшихся в восстановлении, результатов несчастных случаев на лыжах видел я в своем заведении. Посмотрим, что принесут мне лыжи «комбаз».

Глава 2

Я сразу ухватил нужное движение и вот стою на лыжах, слегка опираясь на палки. Легкий толчок. Невероятно, но я медленно поехал. Это больше напоминает кэрлинг, чем лыжи.

— Поехали! — кричит Лангонь.

Я проезжаю несколько метров без малейшего уклона, не делая никаких усилий. Кажется, что у лыж есть какая-то интуиция, позволяющая им отыскивать невидимые бугры и незаметные уклоны. В это невозможно поверить. Чувство воздушной легкости пробуждает в моих старых ногах давно утраченную ловкость.

— Толкайтесь! — советует Лангонь.

Инстинктивный поиск нужного движения коленями, бедрами, я разгоняюсь — полный восторг — и сразу же торможу, чувствую, что еду слишком быстро, теряю контроль над скоростью. Я мчусь как ветер, честное слово.

— Вперед! Вперед!

Все трое в восторге. Считаю за благо остановиться, с трудом разворачиваю лыжи поперек движения боковым соскальзыванием. Дышу как после бега. Лангонь подходит ко мне.

— Итак, ваши впечатления, мсье Бланкар? Честно и откровенно.

— Вы чародей, Лангонь.

— Правда? — восклицает он наивно. — Попробуйте покататься выше по склону, где есть небольшой уклон. Не пожалеете.

— Нет, спасибо. Кончится тем, что я шлепнусь. Нельзя требовать от всадника, иногда совершающего воскресные прогулки, чтобы он объезжал чистокровного скакуна.

— Видишь, мы тебя не обманули, — говорит Берта.

— Ты каталась на этих лыжах?

— Конечно, в Альп-д’Уэц, чтобы попробовать, и довольно скоро очутилась на снегу.

— Да, — уточняет Лангонь. — Нужно время, чтобы привыкнуть к этому новому снаряжению. Зато когда привыкнешь, в два раза быстрее остальных, возможно, и не поедешь, но, думаю, при том же весе и технике можно выиграть несколько секунд.